— Пока нет. Давид, дайте сводку герметичности корабля.
— Из носового отсека вышел весь воздух. Когда была получена пробоина, мы достаточно сильно ударились о Кали. Образовалась течь. Никаких иных повреждений «Голиаф» не получил. Но когда корабль сдвинулся с места, деталь лесов проткнула третий бак.
— Сколько водорода мы потеряли?
— Весь. Шестьсот пятьдесят тонн.
— Черт!.. Это наш резерв для отхода. Ладно, пошли наводить порядок.
— Космический патруль, докладывает капитан Сингх. У нас возникли некоторые сложности, но пока не слишком серьезные.
Похоже, что оказываемое нами непрерывное давление ослабило поверхность Кали непосредственно под кораблем, и она провалилась. Мы до сих пор не до конца понимаем почему, но образовалась небольшая полость около одного метра глубиной. Единственным повреждением «Голиафа» оказалась разгерметизация одного из отсеков. Это повреждение легкоустранимо.
Однако мы потеряли все остававшееся топливо, поэтому больше не можем вносить изменения в орбиту Кали. К счастью, как вы знаете, несколько дней назад мы вошли в безопасную зону. Согласно последним расчетам, теперь астероид пролетит мимо Земли на расстоянии более тысячи километров, разумеется, при условии, что Стромболи снова не сдвинет нас на орбиту, ведущую к столкновению. По удачному стечению обстоятельств сила его извержений, похоже, ослабевает. Сэр Колин считает, что вулкан выпустил пар в буквальном смысле.
Создавшаяся аварийная… гм… Создавшаяся ситуация означает, что мы застряли на Кали. Опять-таки ничего страшного в этом быть не должно. Мы вместе обойдем вокруг Солнца и подождем, пока нас нагонит однотипный с нами корабль «Геркулес».
Все мы пребываем в бодром расположении духа и с нетерпением ждем, когда всего через тридцать четыре дня благополучно пролетим вблизи Земли. Капитан Роберт Сингх, борт «Голиафа».
— Знаете, Боб, вы начинаете говорить как пилот самолета в каком-нибудь старом фильме двадцатого века, — сказал сэр Колин. — «Дамы и господа, языки пламени, которые вы наблюдаете в двигателях по левому борту, — это совершенно нормальное явление. Через несколько минут стюардесса предложит вам кофе, чай, молоко. К сожалению, ничего более крепкого на этом рейсе у нас нет — правила не разрешают. Ик…»
Капитан Сингх отнюдь не считал ситуацию забавной, но вынужден был признать, что порой мелкая шутка оказывает неоценимую помощь.
— Спасибо, Колин, — ответил он. — Вы подняли мне настроение. Но дайте, пожалуйста, прямой ответ. Как вы оцениваете наши шансы?
Теперь пришел черед сэра Колин посерьезнеть.
— Вы понимаете не хуже меня. Все зависит от Стромболи. Я надеюсь, что он выдыхается — но в то же время, по мере нашего приближения к Солнцу, и нагревается. Достаточен ли наш запас прочности? Или нас снова уведет на траекторию, ведущую к столкновению? Одному богу известно, а мы уж точно ничего поделать не можем.
— Но одно нам известно наверняка. Теперь, когда у нас кончился газ, мы даже не сможем оторваться и уйти на безопасное расстояние.
— Хорошо это или плохо, но все мы повязаны. Кали, «Голиаф» — и Земля.
Решение, принятое на борту специального президентского самолета, было единодушным. Жизни двадцати человек не могут быть ценнее жизней трех миллиардов. Обсудить надо было только один вопрос. Необходим ли второй референдум?
Первый получил подавляющее большинство ответов «да». Восемьдесят пять процентов представителей человеческой расы предпочли на свой страх и риск иметь дело с Кали, разбитой на кусочки, чем получить угрозу столкновения с цельным астероидом. Но когда шло голосование, предполагалось, что «Голиаф» окажется в безопасности раньше, чем будет взорвана бомба.
— Я охотно сохранил бы все в секрете, особенно после того, что совершили капитан Сингх и его люди. Но это, разумеется, невозможно. Мы просто обязаны провести референдум.
— Боюсь, что юркомитет прав, — сказал энергетик, председательствовавший на собрании. — Это неизбежно как в практическом, так и в моральном отношении. Если мы приведем бомбу в боевое положение, вместо того чтобы сбить ее с курса, то не сможем удерживать это в секрете. Пусть мы спасем мир, но наши имена до скончания истории будут стоять рядом с именем Понтия Пилата.
Хотя не всем членам совета была знакома эта аллюзия, они согласно закивали. Велико же было их облегчение, когда через несколько часов они узнали, что необходимости во втором референдуме нет.
— Возможно, вы считаете, что мне, человеку, начинающему свое второе столетие, легче, — сказал сэр Колин Дрейкер. — Но вы ошибаетесь. У меня было так же много планов на будущее, как и у всех вас.
Капитан Сингх и я все обсудили и пришли к полному согласию. В каком-то смысле, решение простое. Так или иначе, нам настал конец, но мы можем решить, какими запомнит нас мир.
Как все вы знаете, в направлении Кали движется гига- тонная бомба. Решение взорвать астероид было принято несколько недель назад. Нам просто не повезло, что мы будем еще здесь, когда она сработает.
Кому-то на Земле придется взять на себя ответственность за это. По моим представлениям, Всемирный совет сейчас заседает, и в любой момент мы можем получить сообщение, гласящее: «Простите, друзья, но пришло время расстаться». Надеюсь только, что они не прибавят: «Нам сейчас больнее, чем вам», хотя, если задуматься, это будет абсолютно правильно. Мы уже ничего не узнаем, а все остальные будут чувствовать вину до конца жизни.
Что ж, мы можем избавить их от этого неловкого положения. Капитан и я предлагаем следующее. Мы осознаем сложившуюся ситуацию и принимаем неминуемое, проявляя добрую волю. По латыни это звучит лучше, хотя сейчас на ней никто не читает: «Morituri te salutant»[73].
Хотел бы добавить еще кое-что. Когда мой соотечественник Роберт Фалкон Скотт умирал на обратном пути с Южного полюса, последнее, что он написал в своем дневнике, было: «Ради бога, позаботьтесь о наших близких». По крайней мере, это Земля сделать сможет.
Как и на специальном президентском самолете, решение на борту «Голиафа» было принято быстро и единодушно.
«Давид — Ионафану[74]: готовность к загрузке данных.
Ионафан — Давиду: готовность к приему данных.
Ионафан — Давиду: загрузка завершена.